Своенравная Фоминична

«Восточно-Сибирская правда», г. Иркутск, Иркутская область

У моей коллеги и подруги Людмилы Бегагоиной грянула дата – 45 лет работы в «Восточно-Сибирской правде». Уму непостижимо! Это абсолютная верность профессии, одной газете и криминальной теме, в которую она бесстрашно впахалась ещё по молодости и сегодня продолжает её вести для читателей. Могу предположить, что у страны таких профессионалов в газетном деле единицы, если учесть, что эта​ тема​ в редакциях привлекает больше мужчин. Ну вот, не хотела​ патетики, а она всё равно прорывается.

Порода – не «скальная»

И всё же у меня есть право рассказать об этом человеке не крупными мазками служебного портрета, а более детально, с личными и житейскими подробностями, что, я точно знаю, читатель любит. Суровость криминальной темы поневоле лепит из автора что-то такое от «скальной» породы. Но я знаю, что у Людмилы за внешними твёрдыми и достаточно резкими чертами характера таятся чувствительность и ранимость сердца. Только​ сразу это не обнаруживается, ведь мы проверяемся на уровне поступков, а для этого необходимо время.​

Впервые я увидела Бегагоину в «Восточке» летом 1983 года, когда она, проработав в областной газете уже несколько лет, была для неё своя, а я вошла в коллектив «внештатником» и ходила среди мэтров по «стеночке». Помню, сразу после летучки, на которой неожиданно похвалили мой материал, она посмотрела на меня с некоторым любопытством. В её глазах читалось: «Надо же, только пришла…» Уже потом, устроившись на редакционном диване, мы разговорились, и я поняла, как непросто мне будет вливаться в «личный состав» редакции. Для женщин печатный орган обкома партии был почти недосягаем. Людмила сама в полной мере испытала это на себе ещё во времена легендарного редактора Елены Яковлевой. Она взяла её временно на должность учётчика писем и предупредила, чтобы на большее не рассчитывала. Учёт учётом, но новенькая сразу впряглась в корреспондентскую работу, писала для всех отделов редакции. А дома материнской заботы требовал маленький сынишка. Людмила не раз вспоминала об этом непростом периоде своей жизни, в том числе и на страницах газеты. При этом никогда не забывала тех, кто помог ей на жизненном пути, особенно когда всё начиналось. В газете эта сердечная теплота прежде всего предназначается журналистам-наставникам (редкое слово сегодня), которые её опекали и правили тексты той поры: Валерию Кашевскому, Владимиру Лемешеву. И всегда она вспоминает Валерия Никольского, который, будучи тогда замом Яковлевой, вручил ей наперёд, ещё до перевода на корреспондентскую должность, заветные корочки сотрудника газеты. Это была поддержка в тот период,​ когда она особенно нужна. Мне нравится, как Людмила рисует портрет Никольского той поры, нашего будущего редактора: «Захожу к нему в кабинет – очки на носу, на ногах тапочки, безрукавка надета на левую сторону. Непредставительный такой…» Методом проб и ошибок жизнь научила её, как, надеюсь, и меня, пусть не сразу, разбираться в человеческой сути, не лететь мотыльком на внешние данные.​

Думаю, что в судьбе Бегагоиной знаковым стало общение с Валентиной Юдиной, талантливым журналистом нашей газеты, чья жизнь трагически оборвалась в самом расцвете из-за тяжёлой болезни. Валентина Ивановна теряла силы постепенно, наступило время, когда её стали окружать только домашние стены. Как это нередко бывает, привычный круг друзей и знакомых стал редеть. Именно в эту пору, когда надежды на выздоровление уже не было и приходилось жить одним днём, считая его за подарок, Людмила стала приходить к Валентине Ивановне очень часто. Эти визиты нельзя было назвать посещениями больного. Для нашей болеющей коллеги, которая понимала цену текущего времени, они были глотком свежего воздуха, мостиком ко всему тому, что было за стенами. И так продолжалось до самого её скорбного дня. Люда никому особенно не рассказывала об этом. Как не рассказывала о своей помощи многим людям. Ведь таких ситуаций, когда нужно вмешаться, у журналиста хватает. Мне кажется, что потребность помогать по своей возможности (что важно) иногда бывает на уровне состава крови, как что-то совершенно естественное. С годами понимаешь, насколько это ценное качество.

Клюв свой раскрыл ненасытный читатель

При этом понятно, что ведение криминальной темы не добавляет человеку мягкости и способности безоговорочно доверять. Так вот, Бегагоина мягкостью характера не обладает и бывает жёсткой в суждениях – что есть то есть. Да и как здесь устроиться с ангельскими крыльями? Ведь тема-то тяжкая, временами тяжкая беспросветно, притом никогда не кончается: сюжеты подбрасывает постоянно. Помню один её материал из прошлых лет: «И пошла мать в Шерлоки Холмсы». Заголовок просто врубился в память. Там про то, как у матери пропал сын и она сама, при бездействии местных сыщиков, пошла по следу и нашла его останки. Если спросить мою коллегу, сколько статей на острую тему она написала, вопрос покажется бессмысленным, учитывая, как газета глотает материалы. Журналист «Восточки» Олег Быков, ныне уже покойный, как-то шутливо написал:​

Нет, вы о лёгких хлебах не мечтайте,

Пташки-трудяги, коллеги-газетчики,

Клюв свой раскрыл ненасытный

читатель:

Требует он без конца человечинки!

Автор, заведующий отделом культуры, конечно, имел в виду свою «человечинку», ну а в русле темы, о которой сейчас идёт речь, слово приобретает совсем другой смысл. Увы, не всем шутить в профессии, и с этим моей коллеге приходится жить.​ ​

Мимо Бегагоиной не прошло ни одно значимое преступление в регионе со всеми криминальными авторитетами и маньяками вкупе, один Попков, убивший несколько десятков человек, чего стоит. Шершавая музыка кличек втемяшилась в голову: Тюрик, Махо, Гамера, Боец, Скрипа. А ещё были и будут статьи на тему наркобизнеса, крупных хищений, бытовых убийств. Ей не раз приходилось близко вглядываться в лица законченных злодеев. Кстати, бандиты всех мастей охотно подавали иски в суд о «защите чести и достоинства». Журналисту приходилось выступать ответчиком. И через это​ прошла Людмила. В 1990-х годах был случай, когда заключённые устроили в следственном изоляторе акцию протеста. Один из зачинщиков потребовал на беседу Бегагоину из «Восточки» – она часто писала о тяжёлых условиях содержания в тюрьме, нарушении прав подследственных. За «понимающим» журналистом не медля на ночь глядя отправили машину. Разговор с инициатором бунта тогда состоялся – один на один, без охраны, как тот и требовал. Позже Людмила узнала, что сидела напротив преступника, который убил семь человек, в том числе свою мать. А первый раз попал за решётку, украв булку хлеба.

Иногда на летучках Людмилу упрекают за то, что она допускает в своих материалах излишние кровавые подробности. Думаю, что как автор она не кровожадна, но свои соображения у неё по этому поводу есть.

Да, ей много раз приходилось щадить нервы читателей, потому что творилось зло, которое даже трудно описать на доступном языке. Но бывают случаи, когда читателю необходимо сообщать леденящие подробности. Наша жизнь такова, что полностью закрыться в добропорядочном коконе невозможно. Совсем рядом находится тёмная сторона бытия, и надо хотя бы знать, что она существует со всеми своими отморозками.​

Переулки без хруста французской булки

Вопрос, который уже давно раздражает Бегагоину: не боится ли она ходить по тёмным переулкам? Иными словами – мести тех, кого затрагивает в своих материалах. Я тоже её об этом спрашивала. И почему-то нарывалась даже на обиду. По её мнению, это разговор ни о чём. Если бояться и всё время оглядываться – ну какая это жизнь. «Я ведь сама это выбрала», – пожимает она плечами. Мы недавно вспоминали с ней эпизод из середины восьмидесятых годов, как рвали в туалете новую книгу в толстой обложке. И в этой истории фигурировала уже я. В кои-то веки написала про злодея-маньяка и​ нерадивого следователя, который подтасовывал факты и не думал искать убийцу. Его выгнали с работы, и он написал книгу о том, как вёл одно уголовное дело, где муж задушил свою жену, а потом по частям выбросил тело в Ангару. Расчленённая жертва носила мои имя и фамилию. Бывший следователь сам привёз эту книгу в редакцию и вручил её мне. Ничего не скажешь, это была изощрённая месть. Подруге же приходится иметь дело с куда более «отмороженными» героями публикаций.

Очень серьёзные переживания у Людмилы были в советские времена. Любая критика воспринималась чиновниками с таким взрывом негодования, что шатались редакторские кресла и под Никольским, и под Бутаковым. А уж про корреспондента и говорить нечего. Сверху спускался однозначный приказ: уволить. Страсти разгорались до такой степени, что в час ночи Геннадию Бутакову мог позвонить первый секретарь обкома КПСС и потребовать уволить негодную сотрудницу. Так было, когда газета обнародовала историю с японскими видеомагнитофонами, которые попали совсем не к лесорубам и шахтёрам, как предназначалось. В наши дни Бегагоина рассказывает об этом даже комично, но в ту пору было не до смеха. Вот, например, история про сосиски уже в горбачёвские дефицитные времена. Мясные деликатесы завезли в село Шерагул Тулунского района накануне областного совещания по торговле, которое там проводилось. Обычным покупателям с детьми продавцы объясняли, что этот лакомый товар не для них. Так ребёнок ещё и спрашивал: «Мама, а что такое сосиска? Её сосут?» И убийственный факт, который не прошёл мимо корреспондента: рядом, на дверях детского сада висело объявление о том, что садик закрыт ввиду отсутствия продуктов. Вот за этот материал редактору Никольскому пришлось Бегагоину в обкоме почти отмаливать с каким-то даже детским отчаяньем: «Мы же её ребёнком взяли, вырастили, научили писать, теперь это одно из лучших наших перьев. Простите её, она больше не будет».​

Жизнь показала: будет, будет при бойцовской-то натуре. Однажды мы с ней «сменили профессию». С позволения главного врача я отправилась в качестве душевнобольной в психиатрическую больницу бывшего Александровского централа (там было жуткое положение). Людмила проработала смену надзирателем в СИЗО. Нас хватило только на несколько часов пребывания в скорбных домах. Помню, она попробовала описать запах, которым пропитаны тюремные коридоры, а ещё – запах баланды для заключённых. Говорила, что её в тех стенах трясло, как от стужи. И кто-то из «коллег»-надзирателей (они не знали о настоящей профессии новенькой) накинул ей на плечи новую тюремную фуфайку. Ощущение было непередаваемое. Это я рассказываю к тому, как вибрирует сердце нашего брата в разных обстоятельствах, которые мы иногда сами организовываем.​

Бери черпак, наливай до края

А теперь о приятном и весёлом. Было время, когда «Восточка» активно запасалась продуктами. По редакционным коридорам ходили смуглые личности и предлагали сухофрукты и даже мыло для похудения. Мы с Людмилой решили осчастливить своих коллег ценным молочным продуктом – сливками. Договорились с фермой в Пивоварихе. Оттуда нам доставили 40-литровый бидон сливок. Он был неподъёмный, но наши мужики каким-то образом затащили его на третий этаж. Банки коллективу было велено принести заранее. И вот в коридоре образовывается небольшая очередь и мы начинаем разливать этот замечательный продукт. Сливки оказались качественными, часа через два превратились в сметану. Благодарные коллеги называли нас «кормилицами». Это было так приятно!

В нашей работе наступают времена, когда мозг активно сопротивляется «подёнке» и требует новых впечатлений. Тогда в конторе всё не устраивает и происходит бунт. За эти почти полвека Людмила не раз пережила такие состояния и теперь, наверное, сама удивляется «долгожительству» в газете. Но если «Восточка» родная, как может быть по-другому? Её труд был отмечен многочисленными наградами как на уровне страны, так и региональными. Моя коллега и подруга – лауреат Премии Правительства России в области СМИ, награждена медалью ордена «За заслуги перед Отечеством 2 степени». К одному из её сентябрьских дней рождений я написала стихи, в которых были​ строки:

Коридорчик наш тёмен и пуст,

Утром солнце в твоём кабинете,

Заглянул дурачок, как лангуст:

«Ты меня не забудешь? Приветик!»

Мы и сами немного «тово»

В этом мире, где письма вскрывают,

Где подсчитанных строчек тавро

Обжигает тебя, обжигает…

Господи, нет уже нашей редакции на улице Советской, и отдельных кабинетов для сотрудников тоже нет, письма теперь приходят электронные, и строчки никто не считает. Всё изменилось, кроме одного – личной отваги продолжать своё дело. Так что эта её дата – вовсе не прощание с работой.

У меня перед глазами картинка: идём мы куда-то с подругой, а она норовит на два шага впереди меня. Такая досадная привычка у героини этого материала: не любит ходить в паре, ей надо на два шага впереди. И ведь лидером себя не считает, это у неё скорее на уровне бессознательного. Как ничтожен теперь тот маленький дискомфорт наших прогулок!​

​ А сейчас, находясь далеко от Иркутска, думаю, как хорошо бы встретиться. Людмила свет Фоминична, иди впереди на здоровье, я буду только рада.

Татьяна Маркова

1 лайк